Кеннет посмотрел на свои руки, лежавшие поверх одеяла. Они были обмотаны бинтами. Ноги выглядели так же. Свой последний марафон он уже пробежал. Врач сказал, что только благодаря чуду все может зарасти как надо. Впрочем, это уже не имеет значения. Он больше не хочет бегать.
Кеннет и не собирался от нее бежать. Она уже отняла у него все, что было значимого в его жизни. Об остальном он уже не заботился. Во всем этом чувствовалась какая-то библейская справедливость, против которой ему нечего было возразить. Око за око, зуб за зуб.
Закрыв глаза, Кеннет увидел образы, которые все это время загонял в глубину сознания. С годами ему все более начинало казаться, что этого никогда не происходило. Всего один раз всколыхнулись те воспоминания. В тот раз на праздник летнего солнцестояния, когда все чуть не рухнуло. Но стены устояли, и он снова вытеснил те картины в самые потайные уголки души.
Однако теперь они вернулись. Она снова воскресила их, заставила его увидеть самого себя. И он не в силах был вынести этого зрелища. И более всего его мучило то, что это было последнее, что довелось пережить Лисбет. Перевернуло ли это все? Неужели она умерла с черной дырой в груди — в том месте, где жила любовь к нему? Неужели перед смертью он стал для нее чужим?
Он снова открыл глаза, посмотрел в потолок и почувствовал, как слезы потекли по щекам. Пусть Она приходит и забирает его. Он никуда не убежит.
Око за око, зуб за зуб.
— А ну подвинься, жирный!
Мальчишки специально толкали его, проходя мимо по коридору. Он старался игнорировать их, сделаться в школе таким же незаметным, как дома. Но это не помогало. Кажется, они только и поджидали его — им нужен был человек, чем-то выделяющийся, чтобы сделать его своей жертвой. Он все прекрасно понимал. Благодаря долгим часам, проведенным с книгой в руках, он знал и понимал куда больше, чем другие в его возрасте. На уроках он блистал, и учителя любили его. Но это ничего не значило, если он не умел подать мяч, быстро бегать или плевать на дальность. Только такие таланты засчитывались среди сверстников.
Он медленно брел домой, постоянно озираясь в ожидании подвоха. К счастью, он жил недалеко от школы. Путь, исполненный опасностей, был, по крайней мере, короток. Ему нужно было лишь спуститься с холма, свернуть налево в сторону набережной, выходившей к Бадхольмену, а там уже и дом. Дом, который они получили в наследство от Старухи. Мать по-прежнему так ее называла. Каждый раз произносила она это слово, с наслаждением вышвыривая что-то из ее вещей в контейнер, который они поставили в саду, когда въехали.
— Вот сейчас Старуха узнает. Сейчас я выкину ее лучшие стулья, — говорила мать и наводила свой порядок как безумная. — А теперь я выкину фарфоровое блюдо твоей бабушки — видела?
Он так и не понял, каким образом она стала Старухой и почему мать так сердилась на нее. Один раз он попытался спросить отца, но тот лишь что-то пробормотал в ответ.
— Ты уже пришел? — спросила мать. Она сидела и расчесывала волосы Алисы, когда он переступил порог.
— Мы всегда в это время заканчиваем, — ответил он, игнорируя улыбку Алисы. — Что сегодня на ужин?
— Ты уже наелся на весь год. Сегодня обойдешься без ужина. Будешь жить на своих жировых запасах.
Часы показывали четыре. Он уже сейчас чувствовал, что проголодался. Однако по выражению лица матери видел, что спорить не имеет смысла.
Он ушел в свою комнату, закрыл дверь и улегся на кровать с книгой. С надеждой запустил руку под матрас. Если ему повезло, мать что-то пропустила. Но под матрасом было пусто. Она всегда безошибочно находила все его запасы еды и сладостей, как бы он ни старался их спрятать.
Несколько часов спустя живот звучно запротестовал. Ему так хотелось есть, что он готов был заплакать. Снизу доносился дивный запах, и он знал, что мать печет булочки с корицей только затем, чтобы свести его с ума этим запахом. Понюхав воздух, он повернулся на бок и спрятал лицо в подушку. Иногда у него возникали мысли о том, чтобы сбежать. Никто не огорчится. Возможно, Алиса будет скучать по нему, но это его мало волновало. Ведь у нее остается мать.
Все свое свободное время мать посвящала Алисе. Почему бы той не смотреть этими полными восхищения глазами на нее? Почему она воспринимает как данность то, за что он готов отдать жизнь?
Должно быть, он задремал — его разбудил негромкий стук в дверь. Книга упала ему на лицо, и во сне он пустил слюну — подушка была мокрой. Поспешно вытерев щеку, он поднялся и подошел к двери, чтобы открыть. За дверью стояла Алиса. Она протянула ему булочку. У него даже слюнки потекли, но он заколебался. Мать рассердится, если узнает, что Алиса носит ему еду.
Алиса смотрела на него большими глазами. Ей хотелось, чтобы он обратил на нее внимание, полюбил ее. В голове возник образ — скользкое, мокрое младенческое тело. Алиса, глядящая на него из-под воды. Как она махала ручонками, а потом замерла.
Он схватил булочку и закрыл дверь перед носом Алисы. Но это не помогло. Образы остались.
Патрик отправил Йосту и Мартина в Уддеваллу, чтобы посмотреть, позволяет ли состояние Кеннета побеседовать с ним. Техническая бригада Турбьерна Рюда выехала на место происшествия, однако им предстояло разделиться, чтобы осмотреть и то место, где упал Кеннет, и дом, где они сейчас находились. Йоста не хотел ехать — он предпочел бы остаться и побеседовать с Кристианом. Но Патрик решил, что останется Паула, сочтя, что разговор с Санной и детьми лучше поручить женщине. Он тщательно записал все, что касалось тряпки в подвале. Здесь наблюдательность Йосты оказалась им очень на руку, Патрик вынужден был это признать. Если им повезет, они получат и отпечатки пальцев, и даже ДНК преступника, который до сих пор проявлял предельную осторожность.