Внезапно ей стало очевидно, что у ее мужа таких вещей нет. Правда, он менее сентиментален и не склонен хранить старое барахло. Но что-то все же должно было сохраниться. Ни один человек не может прожить жизнь, не привязавшись к вещам, которые хранят воспоминания.
Санна заколотила кулаками по покрывалу. От неизвестности сердце нервно застучало. Что же все-таки за человек Кристиан? Внезапно она замерла на месте — ее осенила одна мысль. Есть одно место, где она еще не искала. Чердак.
Эрик повертел в пальцах бокал, рассматривая глубокий цвет красного вина, светлеющий к краям. На бесчисленных курсах он научился по этому признаку определять молодое вино.
Вся его жизнь грозила вот-вот рухнуть, и он еще до конца не осознал, как это получилось. Как будто его унесло течением — столь мощным, что он был не в силах ему противостоять.
Магнус мертв. Один шок смешался с другим, и потому он только сейчас смог переварить то, что узнал от Луизы. Сперва — ее сообщение о том, что Магнуса нашли мертвым, и почти одновременно — известие о беременности Сесилии. Два события, потрясшие до глубины души и свалившиеся в течение одной минуты.
— Ты можешь, по крайней мере, ответить мне? — проговорила Луиза жестким голосом.
— Что? — переспросил он, понимая, что Луиза что-то сказала, а он пропустил мимо ушей. — Что ты говоришь?
— Я спросила, где ты был сегодня, когда я послала тебе сообщение о Магнусе. Сначала я позвонила в офис, но тебя не было на месте. Затем я много раз звонила на твой мобильный, но смогла побеседовать только с автоответчиком.
Язык у нее заплетался. Видимо, пить она начала еще с утра.
Отвращение переполнило его, смешалось с вином, придав ему горький металлический привкус. Его бесило, что она совсем отпустила вожжи. Почему она не могла взять себя в руки, вместо того чтобы стоять и смотреть на него пьяным мученическим взглядом?
— Я вышел по делу.
— По делу? — усмехнулась Луиза, отхлебнув глоток из своего бокала. — Ну-ну, могу себе представить, что это было за дело.
— Прекрати, — устало проговорил он. — Хотя бы сегодня не заводи эту песню.
— Ах так? Почему же не сегодня? — воскликнула она с агрессией в голосе, и он почувствовал, что назревает ссора. Девочки давно спали, они остались вдвоем — он и Луиза.
— Сегодня одного из наших ближайших друзей нашли мертвым. Мы не можем хотя бы сегодня провести вечер без ссор?
Луиза смолкла. Он видел, что ей стало стыдно. На мгновение перед ним встал образ девушки, с которой он познакомился в университете, — симпатичной, умненькой и задиристой. Но он тут же рассеялся, и остались лишь мешки под глазами и посиневшие от вина зубы. Эрик снова почувствовал горький привкус во рту.
А тут еще и Сесилия. Что с ней теперь делать? Насколько он знал, впервые одна из любовниц забеременела от него. Вероятно, ему просто везло. Но теперь везенью пришел конец. Она сказала, что намеревается оставить ребенка. Стоя в своей кухне, она совершенно хладнокровно сообщила ему об этом. Не поделилась, не предложила обсудить. Просто заявила о своих намерениях — предоставив ему возможность внести свой вклад.
Девочка внезапно повзрослела. Наивность и ребяческий смех исчезли. Стоя перед ней, он понял по ее глазам, что она видит его насквозь. И он заерзал. Не хотел смотреть на себя ее глазами. Вообще не хотел видеть самого себя.
Всю жизнь он воспринимал как нечто само собой разумеющееся, что им восхищаются. Иногда боятся, что тоже неплохо. Но в тот момент, приложив ладонь к животу, она посмотрела ему в глаза с презрением. Их интрижка осталась позади. Она рассказала ему, какие две возможности ему открываются. Либо она не разглашает имени отца ребенка — в обмен на крупную сумму, которая будет поступать на ее счет каждый месяц от момента рождения ребенка до его совершеннолетия, — либо она обо всем расскажет Луизе и сделает все от нее зависящее, чтобы лишить его чести и славы.
Глядя теперь на свою жену, Эрик задумался, правильный ли выбор сделал. Он не любил Луизу. Он обманывал ее, ранил ее и знал, что она была бы куда счастливее без него. Но силу привычки не преодолеть. Да и мысль о холостяцкой жизни с горами немытой посуды и нестираного белья, разогретыми полуфабрикатами его нисколько не прельщала. Она всегда выезжала на его привязанности к удобствам. И на том, что ей принадлежала половина состояния. В этом заключалась банальная истина. И теперь ему к тому же предстоит довольно дорого платить за свое удобство в течение восемнадцати лет.
Почти час Кристиан просидел в машине около дома, наблюдая через окно, как Санна ходит по дому. Судя по ее движениям, она была вне себя от гнева.
Он чувствовал, что не выдержит ее возмущения, ее слез и упреков. Если бы не сыновья… Кристиан завел машину и подъехал к дому, чтобы не дать самому себе додумать эту мысль до конца. Каждый раз, ощущая в груди любовь к сыновьям, он холодел от страха. Изо всех сил старался поддерживать дистанцию, чтобы удержать зло и опасность в стороне. Но письма заставили его осознать, что зло снова пришло в его жизнь. А любовь к сыновьям, владевшая им, — глубокое чувство, которое невозможно победить.
Он должен защитить их — любой ценой. Второй раз он не может допустить неудачи. Иначе вся его жизнь рухнет, а с ней все то, во что он верит. Опустив голову на руль, Кристиан готовился в любую секунду услышать звук отворяемой двери, но Санна, судя по всему, не заметила, как подъехала машина, и это дало ему еще несколько секунд на то, чтобы собраться с духом.