В отсутствие других идей он решил пойти проторенным путем. Секс. Ничто не давало ему такого чувства собственной неуязвимости, хотя в подобные минуты он позволял себе отпустить контроль за ситуацией, чего обычно никогда не делал. К личности партнерши это не имело никакого отношения. За все годы их сменилось столько, что он уже не всегда мог вспомнить, кого как звали. Иногда он вспоминал, что у одной была совершенно идеальная грудь, но лицо, соответствовавшее этой груди, он уже не мог восстановить в памяти. А у другой был потрясающий вкус. Ему нравилось вдыхать ее запахи, прикасаться к ней языком. Но как ее звали? Увы…
Сейчас у него была Сесилия, но он не думал, что она ему как-то по-особому запомнится. Она оставалась для него лишь средством. Во всех отношениях. В постели Сесилия была хороша, но душа Эрика не пела. Ее тело обладало совершенством линий, от которого у него возникала эрекция, однако она не являлась перед его взором, когда он лежал дома в постели и занимался самоудовлетворением. Она ждала его, доступная и готовая к утехам. В этом заключалась ее главная притягательность, и он понимал, что скоро устанет от нее.
Но сейчас это было как раз то, что нужно. Нетерпеливо нажав на звонок у ее двери, он надеялся, что удастся обойтись без лишних разговоров и поскорее войти в нее, чтобы почувствовать, как слетает напряжение.
Но едва она открыла дверь, его надежды развеялись, как дым. Он послал ей эсэмэску, спросил, можно ли к ней зайти, и получил в ответ краткое «да». Теперь он подумал, что надо было позвонить и узнать, в каком настроении она пребывает. Вид у нее был решительный. Не сердитый и не обиженный, а именно решительный. И это встревожило его куда больше, чем гнев или слезы.
— Проходи, Эрик, — сказала она, впуская его в квартиру.
Эрик. Если кто-то называет тебя по имени — ждать беды. Это значит, что собеседник желает придать вес своим словам. Рассчитывает на твое полное внимание. На мгновение у него возник соблазн сказать, что он должен идти, развернуться и ретироваться, чтобы избежать столкновения с ее решимостью.
Но дверь уже была распахнута, и Сесилия направлялась в кухню. Возможностей для маневра не оставалось. Нехотя закрыв за собой дверь, он повесил пальто на вешалку и пошел следом за Сесилией на кухню.
— Как хорошо, что ты пришел, — сказала она. — Я как раз собиралась тебе звонить.
Он встал, прислонившись спиной к кухонному шкафу, сложил руки на груди и застыл в такой позе, ожидая продолжения. Вот оно, неизбежное. Всегда наступает момент, когда они хотят взять бразды правления в свои руки, отдавать команды и идти вперед, ставя условия и требуя обещаний, которых он не мог дать. Порой эти минуты приносили ему своеобразное удовлетворение. Он наслаждался, медленно и основательно разрушая их патетические надежды. Но только не сегодня. Сегодня ему нужно было ощутить прикосновение кожи к коже, вдохнуть сладкие ароматы, взобраться на вершину и пережить приятную усталость после разрядки. Он так нуждался во всем этом для удержания на расстоянии того, кто преследовал его. И почему глупая женщина выбрала именно этот день, чтобы распрощаться со своими мечтами!
Эрик стоял неподвижно и холодно смотрел на Сесилию, которая стойко выдержала его взгляд. Это было нечто новое. Он привык видеть нервозность, пылающие щеки перед решающим прыжком, радостное возбуждение по поводу того, что они «собрались с духом» потребовать того, на что, по их мнению, имели право. Но Сесилия просто стояла напротив него, не опуская и не отводя глаз.
Она открыла рот как раз в ту секунду, когда завибрировал телефон, лежавший у Эрика в кармане брюк. Он открыл сообщение и прочел его. Одна-единственная фраза. Фраза, от которой у него подкосились ноги. Откуда-то издалека до него донесся голос Сесилии. Она что-то говорила ему, но слов невозможно было разобрать. Однако она заставила его слушать, заставила его мозг переработать звуки и вникнуть в их смысл.
— Я беременна, Эрик.
Всю дорогу до Фьельбаки они просидели молча. Вначале Паула осторожно спросила Патрика, не хочет ли он, чтобы она взяла разговор на себя, но он лишь покачал головой.
По дороге они забрали пастора Лену Аппельгрен, которая теперь сидела на заднем сиденье. Задав все необходимые вопросы, она тоже хранила молчание.
Когда они въехали на дорожку перед домом Кельнеров, Патрик пожалел, что взял полицейскую машину, а не свою «Вольво». Увидев полицейскую машину, подъезжающую к дому, Сия сразу же поймет, в чем дело.
Он нажал на кнопку звонка. Сия распахнула дверь через пять секунд, и он понял по выражению ее лица, что был прав.
— Вы нашли его, — проговорила она, плотнее закутавшись в кофту, когда холод с улицы проник в распахнутую дверь.
— Да, — сказал Патрик. — Мы нашли его.
Несколько мгновений Сия казалась собранной, но потом ноги у нее подогнулись, и она рухнула на пол в прихожей. Патрик и Паула подняли ее. С их помощью женщина добралась до кухни, где они усадили ее на один из стульев.
— Может быть, позвонить и позвать кого-нибудь? — спросил Патрик, садясь рядом с Сией и держа ее за руку.
Кажется, она задумалась. Похоже, ей трудно было собраться с мыслями.
— Привезти сюда родителей Магнуса? — спросил он.
Она кивнула и спросила дрожащим голосом:
— Они уже знают?
— Нет, — ответил Патрик. — Но двое наших людей поехали к ним, и я могу позвонить и попросить, чтобы они приехали сюда.
Однако это не потребовалось. Еще одна полицейская машина припарковалась рядом с машиной Патрика, и он понял, что Йоста и Мартин уже все сделали — с ними были родители Магнуса. Они вошли в дом, не звоня в дверь, и Патрик слышал, как Паула разговаривала вполголоса с Йостой и Мартином. Через окно кухни он увидел, как они снова вышли наружу и уехали.